«Бля-бля-бля, еб-еб-еб», — несется по России, как сигналы спутника. В этих звуках можно услышать своеобразный SOS — сигнал национального бедствия. Мат похож на стон. Но это стон раненого, униженного, раздавленного существа, которое не только молит о спасении, но и тоскует по мести. Мат — военный клич, язык магической войны, выродившийся в бессмысленные междометия...........
Сознательные противники и сторонники мата сходятся в том, что мат нельзя растабуировать. Противники боятся деградации общества. Сторонники беспокоятся, что легализация мата снимет напряжение и ослабит возможности русского языка. Мы присутствуем при последних судорогах русского мата? Попытки запрета мата — это одновременно и попытки его реабилитации в форме сакральных сил. Русское подсознание все еще заражено и засорено непереваренным первичным матом. Именно к нему апеллируют российские законодатели, запретители мата. Поскольку эта культура в России изживается медленно, мат получит историческую отсрочку. Он скроется в предместья больших городов, уйдет в провинцию, сохранится в деревне. Но то, что мат уже не является основным лозунгом столичных заборов и дверей общественных туалетов, говорит об ослаблении его сакральной функции. .........
В новом поколении произошло два основных нарушения матерного кода. Во-первых, мат перестал быть принадлежностью мужской культуры. Русские считали, что, «когда женщина говорит матом, у Христа открываются раны». Либерализация мата привела к тому, что девушки, сломав антиженский импульс мата, стали сами употреблять мат как острую приправу к бытовому дискурсу. Во-вторых, в продвинутых кругах молодых людей мат перестает быть руганью. Для поклонников окультуренного мата, он — не фон, не междометие, а инструмент, дающий возможность реального обозначения гендерных предметов и сексуального действия. Мат становится языком обретенного тела, возвращается к своей первоначальной сексуальной функции, но уже не в качестве нарушителя табу, а как язык страсти. Любовь к мату в новом поколении превращается в мат любви
|