Мы же все выпиваем... Более или менее....

[Злюка]

Секретарша, значит, стакан зажала?
Понятно же, что если вместе с ножницами просят, значит край как нужно!

Вовец, а хде у нас Чуча?
Я переживаю.
Чо он там последний раз пил?

[Gerda]

— Вот как? А себя вы считаете, очевидно, врачом-общественником? Джентльменом? (с)

Марков опорожнил шестую бутылку и сказал:

- Есть мнение - воздвигнуть тут скромный обелиск!

И поставил бутылку на холмик...

Несколько раз мы теряли пакет с деньгами. Обнимались со вчерашним гармонистом. Были замечены всеми ответственными работниками турбазы. Как утверждает Натэлла, выдавали себя за Пушкина и Баратынского...
(с) С. Довлатов. Заповедник

[Gerda]

Вовец, а хде у нас Чуча?
Я переживаю.
Чо он там последний раз пил?

В отпуску, видимо.
Виски пьет, вином запивает

[баллон]

Марков опорожнил шестую бутылку и сказал:

- Есть мнение - воздвигнуть тут скромный обелиск!

И поставил бутылку на холмик...

Несколько раз мы теряли пакет с деньгами. Обнимались со вчерашним гармонистом. Были замечены всеми ответственными работниками турбазы. Как утверждает Натэлла, выдавали себя за Пушкина и Баратынского...
(с) С. Довлатов. Заповедник

Иной раз у меня впечатление, что Довлатов описывает мою жЫзнь

[баллон]

В отпуску, видимо.
Виски пьет, вином запивает

Да. Больше пейте, меньше закусывайте. Это лучшее средство от самомнения и поверхностного атеизма. (с)

[Vovez]

Вовец, а хде у нас Чуча?
Я переживаю.
Чо он там последний раз пил?

Ну, судя по тому, что уже к 11 часам пИтницы 28 он предлагал принять лекарство, то да, уж небо отпуском дышало...

[Veva]

Иной раз у меня впечатление, что Довлатов описывает мою жЫзнь

У меня с произведениями Ремарка такое ощущение бывает)

[Gerda]

Иной раз у меня впечатление, что Довлатов описывает мою жЫзнь

Нашу!!!

И вот как-то однажды я уж совсем перепилась. Подлетаю к нему и ору: "Пушкин, что ли, за тебя детишек воспитывать будет? А? Пушкин?" он, как услышал о Пушкине, весь почернел и затрясся: "пей, напивайся, но Пушкина не трогай! Детишек не трогай! Пей все, пей мою кровь, но господа бога твоего не искушай!" а я в это время на больничном сидела, сотрясение мозгов и заворот кишок, а на юге в то время осень была, и я ему вот что тогда заорала: "Уходи от меня, душегуб, совсем от меня уходи! Обойдусь! Месяцок поблядую и под поезд брошусь! А потом пойду в монастырь и схиму приму! Ты придешь ко мне прощенья просить, а я выйду во всем черном, обаятельная такая, и тебе всю морду поцарапаю, собственным своим кукишем! Уходи!" а потом кричу: "ты хоть душу-то любишь во мне? Душу - любишь?" а он весь трясется и чернеет: "сердцем, - орет, - сердцем - да, сердцем люблю твою душу, но душою - нет, не люблю!"
И как-то дико, по-оперному рассмеялся, схватил меня, проломил мне череп и уехал во Владимир-на-Клязьме. Зачем уехал? К кому уехал? Мое недоумение разделила вся Европа. А бабушка моя, глухонемая, с печи мне говорит: "Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего "я"!"
Да! А через месяц он вернулся. А я в это время пьяная была в дым, я как увидела его, упала на стол, засмеялась, засучила ногами: "ага! - закричала. - умотал во Владимир-на-Клязьме! А кто за тебя детишек..." а он - не говоря ни слова - подошел, выбил мне четыре передних зуба и уехал в Ростов-на-Дону, по путевке комсомола... Дело к обмороку, милый. Налей-ка еще чуток...
(с)

[баллон]

У меня с произведениями Ремарка такое ощущение бывает)

— Ты любишь меня? — спросил я.
Она отрицательно покачала головой.
— А ты меня?
— Нет. Вот счастье, правда?
— Большое счастье.
— Тогда с нами ничего не может случиться, не так ли?
— Решительно ничего, — ответила она. (с)
Это?

[баллон]

Нашу!!!

И вот как-то однажды я уж совсем перепилась. Подлетаю к нему и ору: "Пушкин, что ли, за тебя детишек воспитывать будет? А? Пушкин?" он, как услышал о Пушкине, весь почернел и затрясся: "пей, напивайся, но Пушкина не трогай! Детишек не трогай! Пей все, пей мою кровь, но господа бога твоего не искушай!" а я в это время на больничном сидела, сотрясение мозгов и заворот кишок, а на юге в то время осень была, и я ему вот что тогда заорала: "Уходи от меня, душегуб, совсем от меня уходи! Обойдусь! Месяцок поблядую и под поезд брошусь! А потом пойду в монастырь и схиму приму! Ты придешь ко мне прощенья просить, а я выйду во всем черном, обаятельная такая, и тебе всю морду поцарапаю, собственным своим кукишем! Уходи!" а потом кричу: "ты хоть душу-то любишь во мне? Душу - любишь?" а он весь трясется и чернеет: "сердцем, - орет, - сердцем - да, сердцем люблю твою душу, но душою - нет, не люблю!"
И как-то дико, по-оперному рассмеялся, схватил меня, проломил мне череп и уехал во Владимир-на-Клязьме. Зачем уехал? К кому уехал? Мое недоумение разделила вся Европа. А бабушка моя, глухонемая, с печи мне говорит: "Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего "я"!"
Да! А через месяц он вернулся. А я в это время пьяная была в дым, я как увидела его, упала на стол, засмеялась, засучила ногами: "ага! - закричала. - умотал во Владимир-на-Клязьме! А кто за тебя детишек..." а он - не говоря ни слова - подошел, выбил мне четыре передних зуба и уехал в Ростов-на-Дону, по путевке комсомола... Дело к обмороку, милый. Налей-ка еще чуток...
(с)