Позволю сделать ссылку на рассказ Ираклия Андроникова "Первый раз на эстраде".
Я смеялась от души.
Он довольно объемный
,под свободное время и под настроение.
Молодому Андроникову доверили сказать вступительное слово перед исполнением симфонии Танеева.
Филармония.
«Конечно, теоретически можно допустить, что бывает и хуже. Но ты должен гордиться тем,
что покуда гаже ничего еще не бывало.
Зал, в котором концертировали Михаил Глинка и Петр Чайковский, Гектор Берлиоз и Франц Лист,
– этот зал не помнит подобного представления. Мне жаль не тебя. Жаль Госцирк – их лучшая
программа прошла у нас. Мы уже отправили им телеграмму с выражением нашего соболезнования.
Кроме того, я жалею директора. Он до сих пор сидит в зале.
Он не может войти сюда: он за себя не ручается».
Собственно
начало повествования:
"Основные качества моего характера с самого детства – застенчивость и любовь к музыке.
С них все и началось, правда, в застенчивость мою теперь уже никто не верит.
И сам я иногда начинаю сомневаться, имею ли я основания делать подобную декларацию.
Но если бы я ошибался – не было бы никакого рассказа.
Однажды, едучи в один музыкальный дом, где должны были на двух роялях играть какую-то новую симфонию,
я повстречался в трамвае с известным всему Ленинграду Иваном Ивановичем Соллертинским.
Это был талантливейший, в ту пору совсем молодой ученый-музыковед, критик, публицист, выдающийся филолог,
театровед, историк и теоретик балета, блистательный лектор, человек феноменальный по образованности,
по уму, остроумию, острословию, памяти, профессор консерватории.
- Видите ли, дорогой друг,- быстро заговорил он, называя меня по имени-отчеству,
отчего я вовсе потерял разум,- я мало знаю Вас лично, но у нас много общих друзей,
которые помогли мне воссоздать Ваш синкретический портрет.
Сознаюсь, он производит довольно необычное впечатление.
Первое, что о Вас говорят,- это, конечно, о Вашей странной способности изображать
Ваших добрых знакомых. Причем, говорят, Вы понабрались такой храбрости и даже наглости,
что изображаете их чуть ли не им же в лицо, причем проявляете чудеса находчивости...
...Вы окончили университет и, как говорится, у Вас имеется некоторое образование; «Це» - это то, что
вы долгие годы посещаете филармонию и у Вас много музыки на слуху; и,
наконец, «Де» - это то, что Ваш язык подвешен, как балаболка!
Все это утверждает меня в мысли привлечь Вас к нам в филармонию на работу, на должность второго лектора,
вернее, лектора-практиканта.
У нас слишком любят читать во бумажке и слишком не любят говорить в свободной манере,
импровизируя перед публикой, общаясь с ней, находя с ней контакт.
Между тем лектор, а тем более лектор, выступающий с эстрады нашего зала,
должен знать ораторские приемы и являть образец убеждающего и красноречивого слова.
Надо ли сказать Соллертинскому, что он в заблуждении? Возразить?.. Да я бы умер скорее!
И я подумал: предлагают тебе, дураку, поступить в филармонию.
Потом как-нибудь выяснится, что произносить вступительные слова перед концертами ты не можешь.
И пристроят тебя в библиотеку – будешь ты при нотах.
Или пошлют тебя билеты распространять. А я так любил филармонию, что готов был пол подметать,
так мечтал иметь хоть какое-нибудь причастие к этому замечательному учреждению.
Я пробормотал что-то неопределенное, стал кланяться, благодарить, улыбаться...
Соллертинский воспринял эту восторженную признательность как согласие и обещал похлопотать.
Я пришел домой, сел возле телефона и стал ожидать звонка Соллертинского. Так прошло... восемь месяцев!
Но, наконец, я узнал, что место освободилось, нажал на знакомых, они напомнили обо мне Соллертинскому.
И он пригласил меня в филармонию...
http://znaniya.ucoz.ua/publ/raznoe/i...rade/17-1-0-47
