Страшно не собирать кости, страшно ходить по ним
Ренат Давлетгильдеев
Цитата:
Этот текст для меня - своего рода каминг-аут. И я посвящаю его обществу «Мемориал»*, не позволившему лишить нас памяти
В общество «Мемориал»* в первый раз я пришёл, когда учился в школе. Город Котлас, в котором тогда жил, вошел в историю двумя вещами. Фильмом «Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» Стенли Кубрика — собственно, именно на Котлас эта самая бомба радостно и летела. И «Архипелагом ГУЛАГ» Солженицына. Главред газеты «Вечерний Котлас», где школьником я работал голосом и рупором местных подростков, рассказал мне про Котласлаг и отправил в местный «Мемориал»*.
Маленький офис котласских правозащитников располагался в скромной, заставленной архивами квартире. Число сотрудников — один. На дворе — рубеж девяностых и нулевых. Ельцин в Кремле, Доренко в телевизоре, цены в тысячах, мамины заначки в долларах, мечты о Lego на Новый год. Правнуки палачей ещё не решили, что пришла пора вновь переписывать ненадолго восстановленную правду.
Сперва милая тетушка с необычными именем и фамилией, которые я, к сожалению, позабыл, отвела меня на кладбище Макариха. Запущенное, заброшенное, заросшее. «А где могилы?», — спросил я. «Могилы… Под тобой».
Потом были часы в архивах, разваливающиеся от старости письма спецпоселенцев, интервью с редкими выжившими свидетелями тех событий, и многочасовые субботники с выкорчёвыванием кустов, крапивы, сорняков. А спустя пару лет, сам я тогда уже уехал учиться в Москву, вышел двухтомник о Макарихе, в конце которого среди прочих была и моя фамилия.
Собирать кости оказалось совсем не страшно. «Ведь так мы сможем наконец никогда больше не ходить по ним», — говорил я себе.
Куда больше меня поразили воспоминания чудом выжившей девочки, пожилой старушки к моменту нашей встречи. Вся семья ее осталась там, в сорняках Котласлага. А она выжила. И говорила, говорила, говорила мне в диктофон, пока я сидел напротив и ревел. Вспоминала, как мамино говно было тем единственным, что хоть немножко грело ее тонкое тельце зимой. Как в первый раз увидела лагерь. В Котласлаг везли раскулаченных, священников, пленённых после раздела Польши поляков. И прямо со станции кидали в стоящие на голой архангельской земле бараки человек на сто. Но полом тех бараков было ни сено, ни доски — трупы предыдущих спецпоселенцев, чуть присыпанные песком. Никого не хоронили — морозная земля не сдавалась даже ради могил.
Собирать кости было совсем не страшно. Правнуки палачей ещё не решили, что пора снова переписывать историю. Я уже знал, что с конца тридцатых мой прадед был судьей линейного суда города Котласа.
*внесен Минюстом России в список НКО, выполняющих функцию иностранного агента
|
а теперь и закрыт нахрен (то бишь - окончательно) судом.
|
