РПЦ

[Chapaev]

"Американское общество было сформировано протестантами, для которых авторитет - Писание. Потому там до сих пор всем все еще в основном управляет закон или инструкция. А в нашей культуре не Писание решает, а сам батюшка знает и благословляет или нет. Поэтому у нас в обществе все возможно, если уговорить вышестоящего, гаишника например... Ну и управляется все пинками..."
(часть лекции Дмитрия Герасимовича)

Поэтому в США за демократичным обществом протестантов, присматривают полицейские ирландцы-католики.

[Чучмек]

Пересказ моей прямой речи в адрес жены меняет смысл сказанного на противоположный. Ну, когда жена пересказывает разговор маме.
Причем делается это не со злым умыслом. Просто она так поняла.

Булгаков на эту тему очень хорошо написал:

- Нет, нет, игемон, - весь напрягаясь в желании убедить, заговорил арестованный, - ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.

- Кто такой? - брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.

- Левий Матвей, - охотно объяснил арестант,... (с)

[Old_Movie]

«Обидеть художника может каждый, материально помочь — никто!»(с)
Не обижайтесь, дерзайте дальше. Мое извращенное сознание во всем стремится увидеть человеческие пороки. Графомания, на мой непросвещенный взгляд, не самый страшный грех.

Ещё раз дерзну согрешить самолично, -
Явив свой порок графоманский публично,
Добро Ваше, дабы, на дерзновение
Потреблено было по назначению.

ЗЫ Если ещё какие грехи мои глаз резанут, говорите смело…. я уже не в том возрасте чтобы их стесняться, тем более исправлять. А вот знать их полезно мне будет всяко, - господь со своим счётом гамбургским врасплох хрен застанет тогда…

[Chapaev]

Ещё раз дерзну согрешить самолично, -
Явив свой порок графоманский публично,
Добро Ваше, дабы, на дерзновение
Потреблено было по назначению.

ЗЫ Если ещё какие грехи мои глаз резанут, говорите смело…. я уже не в том возрасте чтобы их стесняться, тем более исправлять. А вот знать их полезно мне будет всяко, - господь со своим счётом гамбургским врасплох хрен застанет тогда…

Хорошо.

[Old_Movie]

Хорошо.

Отлично

[Дмитрий Рыбак]

ПАПА РИМСКИЙ БЕНЕДИКТ XVI НАМЕРЕН ОТРЕЧЬСЯ ОТ ПАПСКОГО ПРЕСТОЛА



11 февраля 2013 | 14:51
Папа римский Бенедикт XVI собирается отречься от престола, передает в понедельник итальянское агентство АНСА.

По его данным, понтифик на одном из церковных мероприятий объявил, что собирается сделать это 28 февраля.

P.S. По словам самого Бенедикта ХVI, к такому поступку его сподвигло понимание того, что у него не достает сил для исполнения своих обязанностей. 16 апреля этого года понтифику исполнится 86 лет.
"Осознавая серьезность этого шага и будучи полностью свободен, заявляю, что отказываюсь от служения на троне Римского епископа, преемника святого Петра", приводит Reuters слова понтифика со ссылкой на заявление пресс-службы Ватикана. Последний раз действующий глава Римско-католической церкви отрекался от престола в ХV веке.

[вова88]

интересно почему это так

[Декл]

ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ


Он скорбел и думал: «Льется кровь
Вот уж третий век за гроб Господень.
Брат на брата восстает, любовь
Угасает, и раздор бесплоден.
Неужель не кончится вовек
Брань народов, стоны жертв и крики,
Не поймет безумный человек,
Что война — пред Богом грех великий?..»
Он садится на корабль, спешит
В лагерь крестоносцев, к Дамиетте,
И мечтает, сердцем прост, как дети,
Что людей словами убедит
Кончить брань. А в лагере солдаты
И вожди веселием объяты:
Оттого у добрых христиан —
Праздник, что вчера, во славу Бога
И Святой Пречистой Девы, — много
Перебили пленных мусульман.
Со словами мира и молитвой
Он идет к неверным в грозный стан.
Меж двумя войсками перед битвой
По дороге встретился отряд
Сарацин, и в плен святой был взят.
За шпиона приняли, схватили,
Безоружного, связав, избили,
К полководцу привели в шатер.
Пред вождем, доверчивый, спокойный,
Он, подняв свой детски ясный взор,
Говорил, что надо кончить войны,
Что у всех народов Бог один.
Этой речью, доброй и простою,
Тронут был суровый Меледин.
Он поник в раздумье головою
И сказал: «Кто б ни был ты, монах, —
Я тебя обидеть не позволю:
Мудрость Господа — в твоих речах.
С миром отпущу тебя на волю!
Всё, что хочешь, у меня возьми...
Ты гяур иль нет, но меж людьми
Больше всех ты истинного Бога
Сердцем чтишь!» Франциск не уходил.
Он владыку робко вопросил,
И мольба во взоре и тревога:
«Кончит ли султан войну?» В ответ
Грозный вождь с улыбкой молвил: «Нет».
Но в подарок, пожалев о госте,
Предложил он из казны своей
Много золота, слоновой кости
И парчи, и дорогих камней.
На сокровища не бросив взгляда,
Нищий отвернулся и молчал,
Головой лишь грустно покачал
И шепнул: «Мне ничего не надо».
Но готовы слезы из очей
Хлынуть, губы у него дрожали,
Как порой у маленьких детей
От обиды жгучей и печали...
Он в последний раз с мольбой взглянул
И тихонько вышел от султана...
Трубный звук и топот, гром и гул,
Уж готовы к битве оба стана.
«Бог и Магомет Его пророк!» —
Мусульмане с верой восклицали,
И с такой же верой: «С нами Бог!» —
Паладины грозно отвечали.
В жизни первый раз он одинок
Меж людьми. И, скорбный и безмолвный,
Он уходит на морской песок,
Где шумят в пустыне только волны.
Пал на землю, волю дав слезам,
Поднял взор к далеким небесам:
«Господи, они не понимают!» —
Шепчет, жгучей жалостью объят;
Но ему лишь волны отвечают,
Только волны синие шумят...

[Chapaev]

ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ


Он скорбел и думал: «Льется кровь
Вот уж третий век за гроб Господень.
Брат на брата восстает, любовь
Угасает, и раздор бесплоден.
.............................
Он уходит на морской песок,
Где шумят в пустыне только волны.
Пал на землю, волю дав слезам,
Поднял взор к далеким небесам:
«Господи, они не понимают!» —
Шепчет, жгучей жалостью объят;
Но ему лишь волны отвечают,
Только волны синие шумят...

Наш ответ Франциску Ассизскому:
"Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от нашей земли.

«Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моей топке совсем не горят,
В котлах не сдержать больше пару.

Поди доложи ты, что я заболел,
И вахты, не кончив, бросаю,
Весь потом истек, от жары занемог,
Работать нет сил, помираю!»

Товарищ ушел, он лопату схватил,
Собравши последние силы,
Движеньем привычным он печь отворил,
И пламя его опалило.

Закончив бросать, он напился воды,
Воды опресненной, нечистой.
С лица его падал пот, сажи следы,
Заслышал он речь машиниста:

«Ты вахты до срока не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен.
Ты к доктору можешь пойти и сказать,
Лекарства он даст, если болен!»

На палубу вышел, сознанья уж нет.
В глазах у него помутилось...
На миг увидал ослепительный свет...
Упал... Сердце больше не билось.

Наутро проститься с покойным пришли
Матросы, друзья кочегара,
Подарок последний ему принесли -
Колосник тяжелый и ржавый.

К ногам привязали ему колосник,
В суровую ткань обернули.
Пришел корабельный священник-старик,
И слезы у многих сверкнули.

Напрасно старушка ждет сына домой, —
Ей скажут, она зарыдает...
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает.
"(с)

[Декл]

Выйдя однажды из больницы прокаженных (ходил в нее потихоньку ото всех, потому что если бы это люди узнали, то, боясь заразы, бежали бы от него самого, как от прокаженного), зашел Франциск помолиться в церковь св. Демиана.
Стоя на коленях перед тем большим распятием над жертвенником и пристально глядя в глаза Распятого, повторял он все одно и то же:
— Что мне делать? что мне делать? что мне делать, Господи?
Вдруг пал лицом на землю: тихий голос услышал, — тишайший, чем голос матери, говорящей с больным ребенком, и такой ужасный, что побегут от него некогда земля и небо и не найдется им места:
— Рушащийся дом Мой обнови, Франциск!
И во второй раз, еще тише, ужаснее:
— Рушащийся дом Мой обнови, Франциск!
И в третий, — так близко, внятно, как будто Распятый, сойдя с креста, стоял над Франциском:
— Рушащийся дом Мой обнови, Франциск!
Долго лежал он на земле, как мертвый. Ожил наконец; медленно поднял лицо и взглянул на распятие: было оно, как всегда, — почерневшее от копоти так, что почти ничего уже не видно было на нем; только пристально смотрели глаза в глаза Франциска, и немые уста как будто хотели еще что-то сказать, но уже не могли. И жалостью заныло сердце его, как еще никогда. «Памятью Страстей Господних пронзенное, истаяло», — говорит легенда, а может быть, и он сам говорит о том же в этой молитве: «Как бы я хотел любить Тебя, Господи! как бы я хотел отдать Тебе душу мою и тело мое, как бы я хотел отдать Тебе… О, если бы я знал что?!»
Встал, вышел из церкви, отыскал священника и, благословившись у него, поцеловал ему руку, с таким же благоговейным ужасом, как тогда, Прокаженному — Царю царей; вынул из кошелька последнюю, после раздачи в больнице, оставшуюся в нем монету и, подав ее священнику, сказал:
— Новую лампаду и масла купи: пусть горит всегда неугасимая, перед Распятьем!